Выдающийся российский обществовед В.В. Кожинов писал в одной из своих работ, что Россия и Запад в цивилизационном отношении «равноправны и равноценны». Чтобы убедиться в правоте вышеприведенной точки зрения, следует проехать по России хотя бы полторы — две тысячи километров. Разнообразие природного ландшафта, менталитета населения, культурных традиций и экономического уклада скажет само за себя. В.В. Кожинов также говорил, что переехав из одной страны Запада в другую никогда не найдешь столько различий, как если переехать из любой страны Запада в Россию. Перефразируя Кожинова, можно сказать, что переезжая из одной страны Запада в другую, не всегда найдешь столько отличий, как если поменять место жительства, переехав на дальнее расстояние из одного российского региона в другой.
Наличие вышеуказанных особенностей во многом объясняется многовековой исторической спецификой формирования российского государства. Россия на протяжении веков втягивала присоединенные народы в свою общественно-политическую и духовную жизнь как равных членов коллективного сообщества, в то же время, не ломая их традиционно сложившегося жизненного уклада. Вышеуказанный фактор объясняет причины асимметричности государственного устройства, издавна имевшего место в Российской Империи. К примеру, Царство Польское уже с 1815 года имело свою Конституцию. В то же самое время власть в присоединенных к России в 19 веке княжествах и ханствах Северного Кавказа и Средней Азии в основе своей сохраняла старую средневеково-феодальную сущность. После Октябрьской революции 1917 года и последовавших за ней дальнейших событиях происходит заметная формально-юридическая унификация национально-государственного устройства страны, однако и в этих условиях оно продолжает проявлять существенную специфику. Более того, само русское ядро государства и сами русские как государствообразующий народ никогда не представляли из себя нации по западноевропейскому образцу, которую связывает лишь очень малое количество признаков социальной самоидентификации. Русский народ во все времена представлял собой гиперэтнос, включающий в себя множество субэтнических групп скрепленных друг с другом мощной идейно-смысловой основой и системой исторических символов.
На сегодняшний день, характеризуя сложившееся положение вещей в рамках регионального аспекта российской государственности, можно прийти к следующим положениям:
Каждый регион России (субъект современной Российской Федерации) имеет собственную уникальную ментально- культурную основу, нашедшую отражение в специфической системе социокультурных кодов. Их изучение и дальнейшая формализация вышеуказанного знания является огромной насущной задачей сегодняшнего российского обществоведения. Указанное знание ценно не только само по себе. В будущем оно обязательно послужит бесценным строительным материалом для общероссийской цивилизационной самоидентификации. Ментально-культурные границы российских регионов довольно сильно размыты и очень часто напрямую не совпадают с их географическими очертаниями. К примеру, население Прохладненского района Кабардино-Балкарии значительно ближе к социумному типажу Ставропольского края, чем к указанным выше республике. Юг Ростовской области находится под серьезным ментальным влиянием Краснодарского края и контрастирует с остальной частью региона. В Смоленской области ряд сел использует в разговорной лексике элементы белорусского наречия, в то время как для многих населенных пунктов Восточной Белоруссии присущ чистый литературный русский говор.
Большинство субъектов Российской Федерации имеют многонациональную и многоконфессиональнцю природу. К примеру, в Мордовии преимущественно русскоязычная столица — город Саранск окружен множеством татарских и татароязычных сел. Места же компактного проживания мордвинов (мокша, шокша, эрзя) находятся существенно дальше от республиканского политического центра.
Национальная самоидентификация для большинства жителей регионов России не имеет преимущественного значения перед самоидентификацией региональной. Иными словами, принадлежность к тому или иному региону, как привило, значительно важнее принадлежности к той или иной нации. К примеру, татары Нижегородской области по своим ментально-культурным свойствам имеют сильное отличие от татар, проживающих в Республике Татарстан, а мордвины Самарской области никак не идентифицируют себя с соплеменниками в Мордовии. В то же самое время национальная самоидентификация бывает важна при решении внутрирегиональных вопросов. Чуваши и мордвины Самарской области могут, к примеру, самоидентифицироваться по-своему, но оставаться при этом в рамках самарского ментально-культурного мира.
Внутри каждого российского региона существует сильная самоидентификация населения в зависимости от района его проживания. Образно говоря, в процессе пространственной самоидентификации отдельно взятое муниципальное образование будет сродни крупному региону, субъект Федерации- целой стране. Россия же как ментально-культурная целостность и общность оказывается сродни огромному, необъятному и чрезвычайно сложно устроенному миру.
В различных регионах России можно выделить социально-политический актив (примерно 10-15 процентов населения) ежедневно интегрирующих себя в общероссийскую и мировую актуальную «повестку дня». Эти группы следят за новостными лентами в СМИ и имеют по вопросам текущей государственной жизни четкую и оформленную позицию. В дополнении к общероссийскому активу можно выделять актив сугубо региональный и субрегиональный. Чем ближе к «земле», обуславливающей решение для отдельно взятого человека совокупность узкотекущих и бытовых потребностей, тем больше соответствующий актив населения.
Для жителей российских регионов характерна определенный уровень межрегиональной и макрорегиональной самоидентификация. К примеру, жители Самарской, Саратовской и Ульяновской областей относят себя к Поволжью, жители Свердловской, Челябинской и Оренбургской области — к Уралу. В то же время ментальность в рамках одного и того же макрорегиона может отличаться в весьма существенной степени. Степной Оренбург, растянувшийся вдоль казахстанской границы на сотни километров значительно отличается от металлургического и машиностроительного Челябинска, причем не только природой и экономической структурой, но значимыми социокультурными особенностями.
В эпоху двадцатилетнего социально-экономического и духовно-культурного регресса, идейно-смыслового вакуума в рамках российского государства как органической целостности на жизнь в российских регионах стала влиять определенная система социообразующих факторов. Их количественное и качественное соотношение различно в зависимости от конкретного региона и его социальной среды. В обобщенном виде, однако, она сводится к следующим параметрам: а) общероссийским дореволюционно-православным и красно-советским социокультурным кодам. Указанная социумная почва выдерживает масштабные системные удары и до сих пор оказывается на удивление крепкой. Скажем без преувеличения, что единство страны держится именно на ней. В то же время ее возможности не бесконечны, и без должной поддержки и обновления этот потенциал со временем может иссякнуть; б) системы социокультурных кодов межрегионального и собственно-регионального типа. Ее качество весьма различно в зависимости от каждого отдельно взятого региона. Где-то она, как, к примеру, в регионах Южного Урала, имеет выраженный общероссийский центростремительный характер, а где-то присутствие целостной государственнической субстанции оказывается далеко не на переднем плане. В региональных социукультурных системах имеется очень большой позитивный потенциал. В то же время, представляется необходимым, чтобы в региональные социокультурные матрицы не вживались вирусы сепаратизма и иные идейно-смысловые конструкции, идущие во вред целостному российскому государству, а если такие случаи происходят, то с ними необходимо осуществлять всестороннюю последовательную борьбу. В качестве соответствующих негативных примеров можно привести работу китайских элитных групп на Дальнем Востоке, общеевропейских групп в Калининграде, финских — в регионах с угро-финской титульной нацией, норвежских — в Архангельской области и т.д. Еще одна опасность чрезмерной увлеченностью региональной повесткой дня состоит в замыкании каждого отдельно взятого субъекта федерации на самом себе и потери почвы для общероссийского социокультурного диалога. В эпоху сегодняшнего отсутствия развитой общероссийской идеологической и информационной инфраструктуры, интегрирующей регионы в единое целое, данная тенденция грозит серьезными опасностями; в) системы постсоветских социокультурных мессиджей. К сожалению, по большей части они имеют не созидательный, а деструктивный характер. Мессидж негативного характера, тем не менее, имеет все шансы интеграции в сегодняшнюю региональную жизнь. Его отражение может быть двояким: какие-то социальные среды будут его усиленно принимать, кто-то попытается с ним сжиться, а кто-то будет оказывает ему ползучее позиционное сопротивление. В общем и целом, при сегодняшнем отсутствии идейно-смысловой органики российского государства вышеуказанная система скорее работает на его дезинтеграцию, нежели на его укрепление.
Затронутая нами тематика, несмотря на очевидную актуальность, относится к числу малоисследованных. Знание по ней, трудно собираемое и еще более трудно формализуемое, предстоит многократно умножать. Указанное обстоятельство диктует нам задачу в рамках настоящей статьи дать лишь общую характеристику различных регионов России, основанную на перечисленных и приведенных выше параметрах.
Москва.
Москва — самый крупный российский общественно-политический и финансовый центр, столица Российской Федерации. Через Москву так или иначе проходит более 80 процентов всех финансовых потоков, задействованных в российской экономике. Указанный фактор дает большие дополнительные возможности широким слоям городского населения в плане материально-бытового устройства и профессиональной самореализации.
Ментальное восприятие Москвы жителями российских регионов неоднозначно. Говоря о нем, необходимо учитывать специфику каждого отдельного региона, структуру его исторических, экономических и иных связей со столицей. К примеру, жители Северной Осетии воспринимают Москву по большей части в положительном значении государственно-символического и идеологического центра, в то время как население многих регионов Урала образ Москвы транслирует скорее негативно, в качестве силы, которой необходимо подчиняться вследствие отсутствия на российском цивилизационном пространстве какой-либо иной приемлемой альтернативы. В общем и целом, однако, Москва предстает перед региональными жителями в интегральном образе, одновременно включающем в себя целый ряд противоречивых характеристик: а) в роли единого властного центра и политико-идеологического транслятора определенных потоков энергии и информации; б) в роли места, где живут «однозначно лучше» и где возможно с помощью небольших усилий заработать «легкие деньги»; в) в роли инстанции, с существованием и деятельностью которой приходится сверять наличие своих материальных и духовных потребностей. К примеру, человек, занятый в Москве на приличной работе либо просто имеющий возможность регулярно посещать столицу по социальному статусу будет однозначно выше людей, такой возможности не имеющей. Этот фактор диктует воспринимающему феномен Москвы целую гамму чувств: кому-то добродушное восхищение, а кому-то раздражение и озлобленность.
Само московское каждодневное социальное бытие представляет из себя огромную тайну, которую еще предстоит разгадать. К примеру, никто не может достоверно описать численность московского населения. Кто-то сообщает цифру в 12 миллионов, кто-то говорит о 17 миллионах, а кто-то о двадцати.
В Москве одновременно проживают друг с другом бок о бок тысячи различных социальных групп: этнических, региональных и субрегиональных, конфессиональных, профессиональных и других. Экономические бедствия последних десятилетий в России и на постсоветском пространстве привели в Москву огромное количество людей с целями получения элементарного заработка. Многие из них не имеют опыта социализации в крупных городах и не могут социализироваться, даже проживая здесь многие годы. Таким образом, многовековая социокультурная матрица Москвы постепенно стирает свои грани, ибо работа по ее поддержке несопоставима с нагрузкой, которую ей приходится ежедневно выдерживать.
Современная Москва — бурлящий культурно-ментальный котел, состоящий из огромного количества самых разнообразных элементов. Впрочем, данный котел трудно назвать ценностно-ориентированным, социальные правила современной Москвы скорее предписывают погоню за финансовым, карьерным либо иным успехом, нежели стремление к следованию определенным идейно-смысловым основам. Во многом по этой причине некоторые элементы этого своеобразного котла сознательно уходят от такой социализации, замыкаясь в границах либо собственных религиозных и субрелигиозных миров (к примеру, радикальных исламистов в Москве много, а это напрямую представляет для нее значимую угрозу), либо в «мирах» региональных и контркультурных, выражая, таким образом, незримый протест функционирующему социуму столицы.
Сама по себе социальная стратификация в пределах Москвы исключительно сложна. Когда-то главенствующую роль играет наличие у субъекта определенного финансового состояния, когда-то — региональное и субрегиональное происхождение, а когда-то — должностное положение. Изучение этой данности затруднено вследствие сосуществования в пределах одного города десятков миров, живущих в собственных социокультурных измерениях, которые при этом весьма трудно выявить и представить в соответствующем транспарентном виде. Еще одной проблемой Москвы является ее огромное социальное расслоение. Ежемесячный уровень доходов московского населения разнится в сотни раз. Топ-менеджеры крупнейших российских сырьевых корпораций могут бок о бок проживать рядом с дворниками-мигрантами из Средней Азии или сотнями тысяч продавцов мелкой розничной торговли из различных регионов России, работающих практически без выходных по 12-14 часов в день и получающих при этом воистину мизерную зарплату.
Еще одна важная проблема Москвы — огромнейшая социоэкономическая и социокультурная дифференциация по территориальному признаку. Фешенебельные кварталы Москвы-Сити, со стоимостью жилых помещений в 10 миллионов долларов и выше находятся в получасе езды на метро от Гольяново — района на Востоке Москвы, до которого пульс столицы уже не доходит вследствие вызывающего уровня бедности, безработицы, преступности, алкоголизма и наркомании, а также ужасающей работы районных социальных учреждений и властных инстанций. Подобных примеров в Москве можно привести множество.
Еще одной крупной проблемой столицы является ее социотехническая составляющая. Система массовых жилищно-коммунальных и прежде всего транспортных коммуникаций закладывалась в советское время и ежедневно выполняет нагрузку, многократно превышающую предосмотренной для нее нормой вследствие колоссального количества жителей и ежедневного пассажиропотока людей. Указанная сфера требует внимательного и комплексного отношения к себе с целью изменения вышеуказанной ситуации, иначе возникшие в будущем проблемы могут возыметь катастрофический и необратимый характер.
Решение основополагающих проблем Москвы не поддается исключительно внутримосковскому уровню работы ее властной вертикали, ибо они, в свою очередь, являются своеобразным отражением проблем общероссийских. Как России в целом, так и Москве в частности, необходимо обретать собственные бытийные смысловые принципы и основы стратегического многолетнего целеполагания. Только так в будущем в столице можно будет избегать строительства уродливых многоэтажек, ломая при этом вековой архитектурный масштаб города, вырубать бесценный лесной фонд, являющийся экологической гарантией жизни огромного количества людей в угоду транспортнным и иным компаниям, прокладывющим дороги и строящим транспортно-пересадочные узлы в совершенно неподходящих для этого местах. Оптимизировать количество ежедневно проживающих людей в Москве можно только восстанавливая элементарные социально-экономические условия жизнедеятельности в российских регионах и возвращая свое геополитическое и геоэкономическое влияние на постсоветском пространстве. Необходимо, чтобы в Москву, как в предыдущие эпохи, ехали жить и работать только люди, которые сознательно этого хотят, а не те, которых заставляет это делать жизнь в отсутствие какой -либо иной приемлемой альтернативы. Только этим способом в Москве может быть снята ментально-культурная напряженность и элементарно восстановлена ее социумная целостность.
Санкт-Петербург.
Данный город не зря был признан вторым по счету городом федерального значения и культурной столицей Россией. Три века Петербург являлся столицей Российской Империи, что повлияло на его историческую судьбу огромным образом, а пережитая в советский период блокада навсегда вписала неповторимую страницу массового мужества и героизма Петербурга — Ленинграда, в мировую историю. В то же время современный Петербург в социокультурном и социально-идеологическом плане едва ли можно признать ведущим центром российской общественной жизни. На сегодняшний день этот город представляет из себя довольно замкнутое и преимущественно ориентированное на себя пространство. Ярко выраженная европеизированность населения, совокупность европейских манер и этикетов, усвоенная питербуржцами и каждодневно используемая в контраст и в противовес другим российским регионам — важнейшая черта нынешней городской реальности. Сплав доставшейся от предков глубинной российской державности и патриотизма с западничеством представляет из себя серьезнейшую обществоведческую петербургскую тайну. Стремление к «сильной России в клубе великих западных держав», смотрение свысока на другие регионы России в смысле их недостаточной «европейскости» и стремление изжить из них «азиатчину», нелюбовь и ревностное отношение к Москве, «ведущей Россию в азиатские тупики» и «транслирующей регресс и распад нравственности» — типичные социокультурные составляющие сегодняшнего петербургского социума, без которых весьма трудно понять жизнь города. И для Москвы, и для Петербурга характерна «самодостаточность ментальности». Иными словами, если жители других регионов России так или иначе соотносят себя с другими более крупными макрорегиональными просранствами, то обе столицы в этом смысле замкнуты сами на себя.
Северо-Запад России.
Российское пространство, включающее в себя ряд областей Северо-Запада (Новгородская, Тверская, Псковская области, Карелия и др.) при все различии друг от друга имеют многие определяющие черты. Отсутствие чернозема в географическом пространстве и не очень благоприятные климатические условия испокон веков создавали здесь зону «рискованной урожайности» при больших трудовых затратах. Это обстоятельство предопределило особые ментальные свойства проживающего здесь населения. Его генезис также формировался на основе смешения приходящих сюда славян с народностями финно-угорской группы (чуди, веси, води и др.) что тоже не могло не отразиться на его темпераменте. Приезжающие из иных регионов люди часто отмечали «меланхоличность», «неулыбчивость» местного населения, его «повышенную эмоциональность» и «любовь к страданию». Регион оказался весьма успешен для различных видов промышленности, прежде всего обрабатывающей, благоприятным к стабильному, спокойному и в меру напряженному ритму. По мере продвижения к северным широтам ментальность Северо-Запада все больше и больше уступает ментальности Севера, ярким представителем которой выступают Мурманская, Архангельская области, республика Коми, отчасти Вологодская и Костромская области. На Севере нет места меланхоличности, там имеется исключительная выносливость населения, сила его характера и вместе с тем большая любовь к своему жизненному укладу, перемешанная с чувством патриотизма и долга перед Родиной. Это можно объяснить не только суровыми условиями проживания, но и особенностями труда северян, большинство из которых сгруппировано вокруг определенных военно-стратегических объектов и баз либо предприятий добывающей промышленности. Крайний Север- исключительно геополитическое и геоэкономическое богатство России, требующее, однако, к себе особого уважения и внимания. По мере усиления в России регрессивных тенденций жизнь на крайнем Севере, и без того трудная, стала еще более ухудшаться, что неизбежно ведет к оттоку оттуда значительных масс населения. Складывающаяся ситуация используется в своих интересах другими государствами, кем-то с целью максимального ослабления военно-стратегического могущества России, а кем-то с целью дальнейшего возможного расширения своей территории. Общеизвестны факты «поморского движения» в Архангельской области, активизируемого Норвегией, социокультурная экспансия Финляндии в регионы компактного проживания народностей угро-финской группы. Подобные примеры можно множить и множить, а потому политика российского государства в данной области должна неизбежно и стремительно изменяться.
Особое внимание в вышеуказанном аспекте должно быть уделено Калининградской области — небольшому анклаву, отрезанному волею исторической судьбы от основной части территории России, имеющему при этом огромное военно-политическое и геостратегическое значение. Европейская экспансия в Калининградскую область, имеющая экономический и культурный характер, облегченный порядок получения для ее граждан шенгенских виз, иная хорошо скоординированная система мер неизбежно ведут в данной области к центробежным тенденциям и потере ею прочной связи с Российским государственным и цивилизационным пространством. Указанной проблеме должно быть уделено крайне серьезное внимание, иначе возникающие здесь проблемы могут оказаться необратимыми. Средняя полоса России.
Обширный комплекс областей, лежащих к югу, востоку и западу от Москвы в ментально-культурном отношении, несмотря на преобладание здесь этнически русского населения, имеет заметную пестроту и сложность. В Смоленской области в значительной степени представлен восточно-белорусский социокультурный тип, что в соотношении с историко-географической близостью с Москвой и особом вековом значении Смоленска в системе обороны столицы создает особый областной колорит и связанный с этим жизненный уклад. Брянская область находящаяся в географической близости не только с Белоруссией, но и с Украиной и имея вековой культурный обмен с нею, также поведала на своем боевом веку немалое. Понятия «партизанского быта» и «партизанской субкультуры» тесно вошли в ментальность проживающего здесь населения.
Серьезные особенности имеются и в жизни «среднерусского Черноземья» -Тульской, Орловской, Курской, Липецкой и Тамбовской областей. Спокойный и устойчивый климат, высокая земельная урожайность, наличие большого количества солнечных дней в году отразилось на жителях регионов, придав им добродушие, простоту, открытость, трудолюбие и уровновешенность. В Воронежской и Белгородской областях значительное влияние имеет новороссийская (восточно-украинская) ментальность, которую легко увидеть при сопоставлении как особенностей характера и темперамента вышеуказанных социумов, так и их жизненного уклада.
Области к востоку и северо-востоку от Москвы (Рязанская, Владимирская, Ивановская, Ярославская области) также имеют существенное значение и особенности. Отсутствие чернозема испокон веков заставляло жителей указанных регионов осваивать различные виды промышленной деятельности, промыслов, сохранять привычку к коллективному ежедневному напряженному труду, что нашло отражение в их деловитости, предприимчивости и необходимой для дела коммуникабельности. В указанных областях находится большое количество объектов «золотого кольца России» — комплекса древнерусских памятников архитектуры и святых мест, возникновение которых сыграло решающую роль в становлении и развитии ее исторической судьбы.
В целом Средняя Полоса России, при всей своей неоднородности, выполняет функцию столичной переферии, являясь таким образом, центровой несущей конструкцией для всего русского и российского цивилизационного пространства, конструкции, которую нужно беречь и охранять.
Юг России.
На указанную территорию испокон веков ложились земледельческая и оборонная задачи, а также функция «ментально-культурного моста» между Северным Кавказом и Средней Полосой России. Вышеуказанный комплекс проблем решался по-разному, вследствие чего жизнь в каждом южном регионе во-многом протекала и протекает по-своему.
Земли сегодняшних Ростовской области и Ставропольского края в прошлом преимущественно принадлежали Донскому и Терскому казачеству. Донские и терские казаки отличались суровостью и военизированностью быта, героическим и беззаветным служением Родине, готовностью ежечасно и ежеминутно нанести отпор надвигающемуся врагу. Женщины-казачки в этих условиях оказывались хранительницами очага, на плечи которых ложилась практически вся нагрузка по ведению домашнего хозяйства, что не могло не вырабатывать в них определенной жесткости и исключительной силы духа. «Казачий менталитет» роднит ставропольцев и ростовчан удивительным образом, несмотря на определенное географическое удаление их друг от друга. В то же время кубанское казачество жило более спокойным бытом, что позволило ему в большей степени насладиться мирной жизнью и показать исключительные успехи в земледелии. Яркий южный темперамент, любовь к песням и танцам, гостеприимство, одновременно сочетающееся с аккуратным и настороженным отношением к «чужакам», вот некоторые из особенностей, позволяющих лучше понять массовую психологию сегодняшнего Краснодарского края. Особым регионом для России является Волгоградская область. Героическое военное прошлое, связанное с великой Сталинградской битвой, навеки отпечаталось в сознании волгоградцев. Система «сталинградских» социокультурных матриц передается и будет еще много лет передаваться волгоградцам из поколения в поколение. Волгоград и сегодня играет особую роль в функционировании российского государства, связывая воедино более южные, в том числе северокавказские регионы России с остальной ее частью, выступая ее своеобразным идеологическим мостом и историко-культурным форпостом.
Серьезным отличием от Волгограда имеет Астрахань. Центр поволжского мусульманского мира, Астрахань притягивала к себе последние десятилетия множество мигрантов с Северного Кавказа, в том числе с криминальными бекграундами и радикально-исламистскими взглядами. Исходя из этого, сегодняшнее положение Астрахани является отнюдь не безоблачным и любая угроза, возникающая а пределах мусульманского Северного Кавказа, неизбежно будет сюда резонировать. Большое своеобразие на Юге России имеет Калмыкия — республика с преобладающим у титульной нации будийским вероисповеданием. Калмыцкая этническая группа подразделяется на восточную и западную, из которой западная русифицирована в значительной степени русифицирована, а восточная имеется собственный ярко выраженный культурно-этнический фон.
Северный Кавказ.
Несмотря на относительно небольшие размеры региона, ментально-культурная карта Северного Кавказа представляет из себя сложнейшую и разнообразнейшую мозайку. На территории северокавказского региона проживают десятки народностей со своими языковыми, религиозными, традиционно-этническими и иными особенностями. Вопреки сложившимся стереотипам, у большинства представителей самых различных этнических групп Северного Кавказа отношение к русским является в высшей степени положительным, и в среднем отношение к русскому здесь лучше, нежели отношение к представителю другого проживающего по соседству народа. Все это происходит вопреки мощной пропаганде в регионе национал-экстремистских и радикально-исламистских кругов с криминальными бекграундами. Большинство жителей Северного Кавказа обладает еще большим градусом общероссийского патриотизма чем жители центральных регионов России, ибо понимание катастрофичности перспектив ухода России с Северного Кавказа мало у кого вызывает сомнение. Каждая республика на Северном Кавказе представляет особый мир, о котором можно говорить много и долго. В рамках каждой из республик имеются не только этнические, но и субэтнические уклады, причем отношения этносов и субэтносов друг к другу является весьма различным. К примеру, аварцы в Дагестане, проживающие в разных районах и ущелиях могут, говоря на родном языке, друг друга не понимать, что однако, не ломает у них ощущения единой аварской идентичности. Осетинское население подразделяется на властных и преданных своему делу иронцев, аристократичных дигорцев и простых, но очень солидарных друг с другом кударцев. Противоречия ментальностей Осетии за пределами республики не бросается в глаза, однако в ее границах оно видно невооруженным взглядом. В северокавказских обществах исключительно сильна не только этническая и социальная, но и религиозная дифференциация. К примеру, степень исламизации кабардинцев и черкесов ни идет ни в какое сравнение с вайнахскими и даже с дагестанскими народами.В Моздокском районе Северной Осетии проживает кабардинская общность, исповедующая христианство в отличие от основной массы кабардинцев и т.д. Удивительным примером этнической и социальной общности выступают осетины, в ментальном составе которых имеются и православные, и мусульмане, и последователи древнеосетинских верований.
Общественная жизнь северокавказских регионов также исключительно сложна и разнообразна. К примеру, обострившиеся в 90-е годы отношения между карачаевской и черкесской, а также между кабардинской и балкарской общинами во-многом удалось взять под контроль федерального центра лишь исключительными усилиями. Традиционным форпостом России на Кавказе выступает Осетия, где высокий градус общероссийского патриотизма особенно заметен. Большим вниманием к себе в регионе пользуется Чеченская Республика. Этот факт оформился вследствие умелого руководствования чеченской элитой имеющимся положением дел и стремительного послевоенного восстановления республики в первой половине 2000-х годов благодаря верному использованию российских финансовых потоков. Чечня, пережившая две войны в 90-х — начале 2000-х годов постепенно переходит в русло мирной жизни, шаг за шагом становясь гармоничным элементом российского государственного и социокультурного пространства. В отличие от Чечни, наиболее проблемной точкой на Северном Кавказе для России до сих пор представляется Ингушетия, где деятельность исламских радикалов и националистов исключительно сильна и заметна. Сложнейшую элитную и социально-политическую конфигурацию на сегодняшний день представляет из себя Дагестан, где общественная власть неформально разделена на десятки элитно-клановых групп с различными социальными маркерами: этническими,этногеографическими, конфессиональными и другими. Большое значение в разделении власти в Дагестане играет роль российских элитных бэкграундов, деятельность которых может иметь внутриведоственный, административный, коммерческий либо просто криминальный характер. Деятельность «серых зон» во всех северокавказских республиках, в которые входят криминально-маргинальные круги, вахаббитско-салафистские образования, национал-экстремистские группы также ни в коем случае нельзя выносить за скобки при осмыслении протекающего здесь социально-политического процесса.
Говоря о Северном Кавказе, необходимо отметить еще один момент. Многокрасочная северокавказская ментально-культурная палитра возникшая во времена прихода сюда России, сегодня является весьма хрупкой и сможет спокойно работать в случае последовательной трансляции Москвой сюда собственной идейно-смысловой нагрузки. Без нее северокавказская общность неизбежно будет рушиться, чему активно способствует деятельность исламских радикалов, националистических ультра и групп, ищущих «национальные истоки» в противовес общероссийской идентичности. Негативные социально-экономические процессы в современных северокавказских республиках, господствующая в сегодняшнем обществе несправедливость заставляет определенную часть северокавказской молодежи осуществлять собственные «духовные искания» именно в указанной области.
К сожалению, данными кругами и их зарубежными покровителями в современные северокавказские общности транслируется множество ложных идеологем, наносящих огромный вред российскому социокультурному пространству. Примером этого может служить культ махаджиров — северкавказских мигрантов в Малую Азию и их потомков на протяжение 18-19 веков, осуществивших свое переселение в эпоху русско-турецких войн под покровительством и контролем Османской империи. Подобные энергоинформационные конструкции создают для сегодняшнего российского Северного Кавказа серьезную потенциальную опасность.
В целом, северокавказская проблематика заслуживает крайне серьезного внимания, ибо любой удар по стабильности и миру на Северном Кавказе будет с синхронной точностью и в увеличенном размере резонировать в другие российские регионы. Говоря о Северном Кавказе также необходимо подчеркивать существенные региональные особенности каждого отдельного северокавказского региона ибо они весьма существенны и представляют из себя исключительную значимость.
Поволжье.
Регионы, лежащие в русле Поволжского бассейна, имеют весьма значительную степень разнообразия. Увесистая по территории Нижегородская область недаром выбрана в качестве центра Приволжского федерального округа — ее мультикультурность удивительна. В рамках одного и того же района указанной области могут одновременно находиться русские, татарские, чувашские, марийские и мордовские села. Указанная особенность дает возможность увидеть уникальную социоантропологическую модель в рамках современного мирового пространства.
Татарстан представляет собой также уникальную модель межобщинного общежития. Здесь, однако, этот союз представлен преимущественно двумя общинами — русскими и татарми. Он зиждется не только на вековом братском отношении вышеуказанных двух этнических групп, но и на стратегическом союзе господствующих духовных конфессий региона — православия и ислама. Тщательное изучение данного духовного и исторического феномена способно бать современной России полезнейшее идеологическое знание. Кроме того, геополитическое и геоэкономическое значение современного Татарстана в рамках российского пространства воистину огромно, и удержание здесь режима стабильности является важнейшим условием стабильного функционирования всей российской системы жизнедеятельности. Особый уклад существует и в Пензенской области, на территории, которой еще в 10 веке проживали буртасы -народность, чьи культурные элементы нашли свое отражение в последующих эпохах региональной жизни. Пензу можно также без приувеличения назвать «культурной столицей Поволожья» ибо количество людей с высшим образованием на душу населения здесь выше, нежели в любом другом приволжском регионе. Чувашия, Мордовия и Марий Эл также представляют из себя особые миры, где титульная нация, составляющ
